Риззрак никак не мог забыть тех криков. Он лихорадочно крутил гайки и винты, строил, вырезал, ковал. Сон покинул его в угоду работе. Прошли уже месяцы с того момента, как он закрылся в мастерской своего дядюшки, и освобождение было близко как никогда. Почесав спину, Риззрак на мгновение закрыл глаза, и тут же перед ними предстали цветы, покачивающиеся на тихих волнах Бухты прорицаний за мгновения до того, как они обратятся облаком пыльцы, забивающей лёгкие и отбирающей жизни. Риззрак встрепенулся и заработал с ещё большим рвением. Часами мастерскую наполнял ритмичный визг шлифовального бруска: то Риззрак натачивал лезвия своих огромных пил, а в его разуме была только одна картина — как лозы удушали его соседей и опутывали дома. Потоп в Бухте прорицаний был ничем в сравнении с тем, что пустило корни в стены города. Риззрак думал, что пил-костюм сделает его сильнее, и эта мысль была последним рубежом перед поглощавшим разум страхом. Ветви, щепки и кровь. Когда город пал, Риззрак бежал от деревьев, что ходили, сражались и убивали. Деревья разбили ворота и заполонили город. Деревья разрушали последние укрепления Бухты прорицаний и преследовали немногих выживших. В абсолютной тишине мастерской раздавался грохот: Риззрак вытянул из костюма толстую цепь и дрожащими руками проверял каждое звено и клешню на её конце. Пил-костюм был готов. Всё ещё дрожа, он запустил обвешанный лезвиями механизм. Его обуял страх — страх перед тем, что его ждало и с чем ему предстоит сразиться, чтобы вернуть разуму покой. Запуская костюм, Риззрак знал, что он должен взглянуть своему страху в глаза, как и знал, что это совсем ему не понравится.